— Сергей, почему вы решили так тихо и скромно — за день до контрольных прокатов сборной, понимая, что все внимание уже с утра будет приковано только к ним, сообщить о завершении своей карьеры? "Спасибо, thank you, arigato!!! Мой долгий путь как спортсмена подошел к завершению". И все на этом.

— На то и был расчет, если честно. С другой стороны — меня что, с почестями вперед ногами из большого спорта выносить должны были? Да, к громким проводам у нас привыкли, но какой тут траур — это осознанное решение. Я не в 15, не в 17 заканчиваю, я не заканчиваю в раннем возрасте из-за травм — я сделал все, что хотел, и все, что было в моих силах. Моя карьера имела много граней, но эта спираль завершилась по восходящей — об этом может мечтать любой спортсмен.

— Ну, у долгожителей фигурного катания все равно все как-то погромче бывало.

— Да я настоящих долгожителей не так много и помню. Из российских — так только одного.

— Плющенко?

— Не я — вы назвали эту фамилию. Можете кого-то еще назвать?

— Боюсь, что с таким стажем, как у вас, нет. Небольшая ретроспектива — вы родились в Москве.

— В Москве, на Арбате, в роддоме номер два, которого уже нет, насколько я знаю. Родился в 1987 году в стране, которой тоже уже нет, — в СССР. И это наша общая с вами со всеми Родина. Не раз рассказывал, что в фигурное катание попал совершенно случайно — мамина подруга отдала свою дочь в фигурное катание. Тогда все наши родители обожали Роднину, Гордееву — Гринькова, это были кумиры. Подруга предложила маме — давай Сережу тоже в фигурное катание. И хотя мама считала, что не мужское это дело — фигурное катание, и изначально хотела отправить меня для здоровья в плавание, согласилась отправить меня туда за компанию "походить для здоровья". Вот так вот я "для здоровья" и катался.

— Для здоровья ли?

— Ну кто ж знал, что меня так затянет этот фигурнокатательный наркотик.

— Вашим первым тренером был Рафаэль Арутюнян.

— Не совсем так — Арутюнян, да. Но Наринэ Петровна, так уж получилось. С ней я встал на коньки. А к Рафаэлю Владимировичу я попал в возрасте 11 лет, но через год он переехал работать в США. Я не видел себе тренеров в Москве — на тот момент мне хотелось оказаться в Санкт-Петербурге, где начинал блистать Евгений Плющенко. Мне всегда казалось, что питерская техника настолько классическая, правильная. Это как в балете — есть московская техника, есть питерская с ее академичностью, престижем. И я всегда стремился именно к такому — делать прыжок, так делать его с блеском.

— Вы не боялись начинать работу с Алексеем Урмановым, который к тому моменту сам только недавно стал тренером?

— Во-первых, Алексей Евгеньевич был олимпийским чемпионом, и я маленьким мальчиком видел его победу в Лиллехаммере, я помню его показательный номер как сейчас. И когда кумир из телевизора становится твоим тренером, мне, молодому парню, очень импонировало, вдохновляло. Когда за бортиком стоит харизматичный известный тренер, это хорошее подспорье.

— Для многих представителей нашего поколения Урманов-фигурист всегда останется таким "принцем на белом коне".

— Статный, аристократичный — все плюсы при нем.

— Но потом посыпались болячки.

— Я делю свою карьеру до 2013 года и после 2013 года. Да, болячки. Но и моя юношеская глупость, и нежелание где-то дорабатывать. Сейчас про болячки модно. И конечно, травмы у меня были, это спорт. Но неудачи на стартах часто были и результатами моих собственных недоработок. Мы прекрасно шесть лет проработали с Урмановым, и первые мои успехи на юниорском и уже на взрослом уровне случились именно с ним.

— И тогда же вам вместе пришлось переживать шквалы критики, в том числе обвинения в лени.

— И где те люди сейчас? Лучшие опровержения критики — выходить на лед и доказывать делом. Пусть это и не так быстро. Да я прежде всего сам себе доказал, что я не такой ленивый, как меня расписывали некоторые герои.

— Тогда вы на пару с Андреем Лутаем обеспечили нам представительство на Играх в Ванкувере.

— Давайте будем точными — в сумме баллов за занятые места это представительство было обеспечено. Но Андрей на том лицензионном чемпионате мира в Лос-Анджелесе был десятым, я — тринадцатым. Давайте называть вещи своими именами.

— Но счет на табло, как говорится. Обеспечили, значит, обеспечили. Но мне нравится, что вы не приписываете себе заслуги.

— Я просто прекрасно помню, как это было — короткую программу я тогда откатал очень хорошо, а вот произвольную нет. О каком тут достижении могла идти речь. А после Алексея Евгеньевича я катался у Николая Морозова, которому тоже за многое благодарен. Он научил меня многому в плане катания, в плане шагов. И в плане организованности, кстати, в том числе. Он научил меня не запариваться на многие вещи, в частности, с ним я стал более мобильным, более легким на подъем. Если ты катаешься в Америке, на следующий день ты можешь оказаться в Москве, а через неделю в Японии. И коли ты профессионал, так умей выступать хорошо вне зависимости от часовых поясов. Он сломал какую-то косность в отношении к жизни.

— Ну, по себе могу сказать, никогда нельзя было точно угадать, в какой на данное конкретное время стране мог оказаться Николай. Настоящий космополит.

— И это реально круто.

— А в 2013 году вы стали работать с Этери Георгиевной Тутберидзе. Насколько я помню, она до вас не брала спортсменов с таким серьезным бэком.

— Когда мы созвонились тогда, она сказала: "А что, давай попробуем. Но ты должен много работать. Приходи завтра на тренировку". И благодаря ей и ее команде я смог добиться своих первых медалей чемпионатов Европы, этапов Гран-при. Ее команда показала мне, как можно себя перебарывать, и за это я ей реально благодарен. Ей и той ее команде. Она поверила в меня, когда тогдащнее руководство федерации мне говорило: "Для фигурного катания ты уже старый, подумай о будущем". Это был яркий пример того, что в 27−28 лет, когда в тебя верит твоя команда, ты не достиг предела.

— А потом была Инна Германовна Гончаренко.

— Именно у нее у меня получилось наконец, после травмы, делать нормальный тройной лутц. За это ей огромное спасибо. Когда она ушла из ЦСКА, я остался кататься у Елены Германовны Буяновой. И ей я тоже очень благодарен за то, что она предоставила мне такую шикарную возможность. И, конечно, я бы очень хотел поблагодарить Анну Валерьевну Билибину, которая прошла со мной весь мой путь в ЦСКА. И Татьяну Анатольевну Тарасову — она прошла красной нитью через всю мою спортивную карьеру. Ее опыт ничем не заменить.

— Как вы пережили непопадание на Игры в Сочи?

— Что сейчас об этом рассуждать? Была сложная ситуация, была одна квота. На тот момент катался наш великий Евгений Плющенко. Все помнят тот чемпионат России, потом чемпионат Европы, ту чехарду. Все произошло так, как произошло, история не знает сослагательного наклонения. Было и прошло. Да, не попал. Когда пишут, что я не попал на все три Олимпиады и это мое основное "достижение", читать смешно, конечно. Да бог с ними — занесу себе в актив. Мне от этого только еще больше хочется реализовать себя в жизни. Нужно уметь вовремя закрывать страницы, и закрывать их не в агонии. Мы все не вечные, и спорт не вечен — приходят новые люди, новые герои. А уж как сейчас герои и героини меняются, что я испытываю счастье, что до 32 лет прокатался.

—  Имея результат.

— Плохо или хорошо — я это делал. Я не пасовал. В 30 лет, уже в ЦСКА, я впервые в жизни выиграл свой этап Гран-при. В моей карьере было много хорошего.

— Когда вы решили пойти на предпоследний олимпийский цикл, вы сказали, что не ставите перед собой задачи пробиваться на Игры в Пхенчхане.

— Да потому что громко заявлять и делать — это не одно и то же. У каждого своя цель, и моей целью не было участие в Играх. На Играх, давайте рассуждать реалиями, есть только первое, второе и третье места. Просто получить экипировку и выступить? Смысл? Такой мечты у меня не было. Когда ехали наши девочки, мы знали — будет медаль, если, конечно, какой-то форс-мажор не случится. Представлять Россию — круто, но моей задачей на каждом старте было брать медаль.

— Сергей, как бы тяжело ни давался вам старт, не припомню такого, чтобы вы огородами обходили микс-зону — практически всегда вы находили силы и время на журналистов.

— Потому что у вас своя работа, у нас своя. Если у меня что-то не вышло — вы-то в чем виноваты? Это ты плохо откатался, тебе не мешали ни журналисты, ни тренеры, ни болельщики. И флеш-интервью — элемент работы, который, кстати, держит тебя в тонусе. Хочется выбросить коньки и костюм в мусорку, но ты должен здраво отвечать на вопросы, умея держать удар. Это важно не только в спорте. Ситуации бывают разными. Плюс многое зависит, конечно, от воспитания. Да, бывали, конечно, журналисты, которые пытались выбить из колеи, провоцировали, но внутри я в такие моменты думал — моя работа доставляет мне счастье, а ему его вряд ли.

— Решение о завершении карьеры пришло явно не за день до прокатов. Не пандемия ли вас к этому подстегнула?

— Об этом уже можно говорить откровенно, и об этом знали мой хореограф, мое окружение — были бы четкие этапы Гран-при, я бы на них катался. А так как общемировая ситуация внесла определенные коррективы, я четко для себя принял решение — пришло время двигаться дальше. Было бы мне 23−24 — можно было бы подождать. Но жизнь не состоит только из спорта, есть другие интересные вещи, и я хотел бы их попробовать.

— Какие?

— Я не буду оригинален. Коли уж ты прошел такой путь в спорте, коли у тебя было столько замечательных педагогов и наставников, от которых ты почерпнул так много важных вещей, ты должен передавать эти знания. У меня один тренер интереснее другого был. Поэтому мне есть что сказать будущему поколению.

— То есть все-таки тренер?

— Вы ждали от меня ответа "бизнесмен", "чиновник"? Я отталкиваюсь от того, что мне интересно. Все знают мои достижения, может, для кого-то они и в кавычках, но теперь у меня есть высшее образование, я могу официально работать. У меня диплом РГУФК со специальностью "тренер и преподаватель".

— С каким чувством вы смотрели контрольные прокаты сборной в ранге фигуриста, завершившего карьеру.

— Смотрел уже с другой стороны. Смотрел как зритель, который неплохо разбирается в фигурном катании. И заметил очень много интересных для себя вещей, которые в будущем мне пригодятся в профессии. И это было интересно прежде всего с психологической точки зрения, тем более после такого перерыва. Со стороны было четко видно, кто много работал, кто не очень.

— Сергей, хочу задать вопрос о вашей семье — каково это, так много лет быть близкими фигуриста?

— Моя семья всегда была закрытым вопросом. Могу сказать только, что близкие переживают и твои взлеты, и твои падения. На то она и семья. В этом смысле мне нечего добавить. На то оно и личное пространство.

— Что было самым болезненным в вашей карьере?

— Нет ничего хуже, когда ты травмируешься. Можно многое пережить, можно понять и даже где-то оправдать предательство. Но травмы — они происходят быстро, а проходят медленно. Раз — и все. И ее последствия проходят долго. Меня эта участь не обошла. И восстанавливаться было тяжело именно в плане возвращения на лед.

— Первая эмоция — страх?

— Опасения, что будет снова болеть. Мы боимся, что не сможем. А будет больно? А как больно будет?

— А самое крутое в карьере?

— Такого в моей карьере было множество. Из того, что помню, — первая юниорская медаль на Гран-при, юниорском чемпионате мира, золото чемпионата России, первая медаль Гран-при, чемпионата Европы. Когда ты завоевываешь ее совсем молодым, это одно, взрослым — совершенно другое.

— Вам нравится сегодняшнее фигурное катание с его безумной популярностью и оборотной стороной этой популярности?

— Во всем есть и плюсы, и минусы. Но фигурное катание абсолютно заслужило такую популярность — это интереснейший вид спорта. Его герои подняли эту популярность на такой уровень.

— Но вы тоже стали таким героем.

— Это ваши слова. Я себя к ним не причисляю. Есть куда более успешные герои. У кого-то карьера была долгой, у кого-то короткой и яркой. У каждого свой путь.

— Вы помните свой день, когда фигурное катание кончилось?

— Да. Приходит осознание, что не надо в зал, не нужно делать каких-то ежедневных обязательных дел. Мир вокруг меня не крутится, и солнце — закончил я или нет — все равно взойдет. Все рано или поздно заканчивается, пришло время для новой работы.

— Как тренер вы пока в свободном полете?

— Пока да.

— Говоря современным языком — "открыт для предложений"?

— Можно и так сказать.

Беседовала Вероника Советова