"Не мог встать на ногу, а в Петербурге исцелился?"
– Когда от вас уходит фигурист, появляется ощущение, что вас обокрали?
– Абсолютно нет. Я всегда говорила и буду говорить, что спортсмен имеет право на свой выбор. Он вправе менять свою жизнь так, как он считает нужным. Конечно, нам обидно, потому что на него (ушедшего к Рукавицыну Даниеляна) работал целый штаб. Непонятно, почему уход случился в августе-сентябре, когда поставлены все программы.

– Мне понятно, зачем уходят к Тутберидзе – за победами, понятно, зачем к Плющенко – за славой и, наверное, деньгами. Но зачем идти к Рукавицыну?
– Не считаю правильным обсуждать коллег, поэтому для меня этот вопрос закрыт, несмотря на неэтичность публичных высказываний нового штаба Артура о том, что он на нуле, пришел с тройными. Даниелян – талантливый спортсмен, он владеет и четверным лутцем, и риттбергером. У него есть весь набор четверных, проблема была в том, что он не мог работать, потому что у него болят ноги. Мы три года ждали, когда он выздоровеет. Может, в новом штабе он чудотворным образом вылечится, мы только рады будем.
– Рукавицын сказал, что "именно медицинских действий ему сейчас не требуется, скорее, ему требуется медицинский контроль". В чем разница?
– Медицинский контроль у Артура был всегда, наши врачи – волшебники, которые колдовали над ним каждый день.
– Я понял эти слова так, что Даниелян здоров.
– На позапрошлой неделе он не мог встать на ногу, а сейчас в другом городе у другого тренера исцелился?
– Если поставить себя на место Даниеляна, какой аргумент в пользу ухода приходит вам на ум?
– Артур вырос на наших глазах, и мы понимаем определенные причины, но не думаю, что он может сказать, что мы что-то не сделали для него. И мы, и федерация делали все для него.
– Первая мысль в пользу перехода – спарринги. Алиев, Игнатов у Рукавицына плюс Кондратюк и Самарин от Соколовской. Весело и продуктивно.
– Но результат есть только у Кондратюка. Весело тренироваться – это одно, спарринг – другое. Спарринг должен давать результат. Естественно, ему чего-то не хватало, раз он ушел, но обычно спортсмен понимает, что ему чего-то недостает в процессе работы, а у нас как такового рабочего процесса не было по сути три года.
– Если переходить ради веселой компании, зачем ехать в Петербург? Кондратюк и Самарин рядом с вами.
– Тоже непонятная история, как он оказался в Питере. В Москве ему было бы гораздо проще.
– А если бы он перешел к Соколовской, не было бы взрыва внутри ЦСКА?
– Я стала толстокожей, так что вполне спокойно на это реагирую.
– И когда ваша кожа "потолстела"?
– Я с одиннадцати лет участвую в чемпионатах Европы и мира.
– Вы были самой младшей в олимпийской сборной, вас все любили с вашими хвостиками.
– Конечно, любили, но спорт закаляет. Я смотрю сейчас на своих одиннадцатилеток, они же не готовы к большим стартам, а я уже в их годы "наращивала" свою кожу.
– Тогда так спрошу: от чьего ухода ваша кожа "трескалась"?
– Артем Бородулин.
– Давно это было.
– Да, я была молодая, у меня были болезненные эмоции, но сейчас я мудрее и спокойнее. Тренер же предчувствует уход спортсмена. Полгода назад я сказала нашему штабу, что Даниелян может уйти. Мне никто не поверил.
– А вы с чего это взяли?
– Опыт. Спортсмен в такие моменты меняет свое поведение, по-другому воспринимает тренировки. Он сам может не заметить своих перемен, но я-то все вижу.
– Огрызался?
– Да лучше бы огрызался. Ему бы легче было. Он держит все в себе.
"Мы ее катастрофически трясли, как грушу"
– Внутри себя копаетесь? Что вы не додали спортсмену?
– Копаюсь, но прихожу к объективным выводам. Понимаете, спортсмен всегда борется за выживание, вместе с ним борются его родители. Им всем больно, дети катаются с травмами, потому что не бывает спортсмена без травм. Я сама все это прошла, каталась на фоне боли, и теперь всегда хлопочу по этому поводу, опекаю. Порой чересчур.
– У Тутберидзе есть такая профессия как "мама фигуристки", которая и должна хлопотать.
– У меня это по выбору самих родителей. Мамы разные бывают, кто-то знает лучше всех, какую музыку надо выбрать, а кто-то просто отдает ребенка с настроением "делайте с ним, что хотите". У Радионовой идеальная мама, у Артура, кстати, мама, Армине, очень благодарный и разумный человек. Но сын вырос, она же не будет ему врагом. Она должна его поддержать. Глобальная проблема в том, что, на самом деле, мало мам, которым можно поплакаться. Я ребенка заставляю на катке, мама заставляет дома, часто получается, что у него нет выхода. И тогда в 15-16 лет начинается конфликт поколений, когда человеку не хватает своего "я" и он начинает отодвигать родителей. И это тоже нормально.
– У кого наиболее явным было эго?
– У Маши Сотсковой, например. Она пришла не с феноменальными данными. Это была хорошенькая девочка, в которой сочетались женственность, огромное желание и работоспособность. Как-то у нее случилось воспаление голеностопа, шишка была на своде стопы размером с кулак. И эту ногу надо было затолкать в конек. "Маш, – говорю. – Давай не поедем". "Нет, – говорит. – Я к этой цели шла".
Потом она стала поправляться. Рост большой – и все ее объективные минусы проявились, стали появляться недокруты. Маша очень правильно питалась, но была в том возрастном периоде девочки, когда пухнешь от воздуха. Однажды одна тренер мне сказала про свою фигуристку: не получилось и ладно, что мы можем сделать с этим весом? Я не согласилась. Для меня тренерская трагедия, когда спортсмен себя не реализует.

Вы спросили, копаюсь ли я в себе. Вот до сих пор мучаю себя вопросом: может, моя проблема в моем принципе "жестко, но честно"? Я всегда говорю прямо, что происходит на самом деле, а спортсмену сложно слышать эту некрасивую правду. Нарастает конфликт, и фигурист от реальности уходит в обиду, начинает чувствовать себя жертвой. Я не могу мягко объяснять, в этом моя проблема, но я по-прежнему считаю, что лучше жестче, но честнее. Машу Сотскову мы катастрофически трясли, как грушу. Но в такие моменты всегда находятся люди, готовые погладить и успокоить.
– Маша упорствовала в своем эго, которое, по-моему, ее и добило. Никто не верил в нее, кроме нее самой, и она пошла на радикальные меры.
– Пошла по простому пути.
– Фуросемид.
– Эту ситуацию тренер не в состоянии проконтролировать, но я всегда спортсменам объясняю: не ищите вы легких путей, все, что легко, потом вернется новой тяжестью.
"Я не имею права обижаться на Косторную"
– Кто вашу жесткость не понимал?
– Ну, вы монстра из меня не делайте. В каких-то моментах я вообще слабее, чем кто-либо.
– Это вы о чем?
– Например, вместо того, чтобы вытащить на лед, я даю лечиться. Многие тренеры не обращают на это внимания.

– Даниеляна надо, значит, почаще на лед выгонять?
– Да при чем тут Даниелян! Все лечатся...
– Себя винили когда-нибудь?
– Естественно. Я не бог и не царь, знаю свои ошибки. Бывало, что передавливала спортсмена. Чувствовала, что он может, но жалеет себя. Кто-то ревновал, и я на это не обращала внимания. Но если вернуть все обратно, я бы все равно допустила эти же ошибки.
– С Косторной надо было в какой-то момент пожестче?
– Ее я как раз жестко и остановила в тренировочном процессе, потому что не хочу видеть ее переломы. Я заставила ее сделать МРТ, чтобы понять, какая проблема у нее с бедром, какие нагрузки мы можем делать. В итоге МРТ показала, что ей нужна операция.
– А она не хотела делать МРТ?
– Нет, упиралась. "Я привыкла", – отвечала. Но потом согласилась со мной. Я перестраховщица.

– Обижалась ли на вас?
– За то, что я, может быть, спасла ее от перелома?
– Нет, а вообще за эти месяцы, за которые вы только пытаетесь начать работать вместе?
– Поработали мы, по сути, месяц, за который поставили две программы, которые она практически выкатала, может, лишь без одной спирали. У меня нет к ней претензий по работе.
– Это означает, что она пашет на тренировках, когда здорова?
– Работает столько, сколько нужно. Но пока говорим о месяце работы. Вот когда поработаем нормально хотя бы полгода, тогда и сделаем вывод. Первый год – это багаж предыдущего тренерского штаба. Всегда так.
– По-моему, у нее был пик на чемпионате Европы 2020 года, а с тех пор она лучше не становилась ни в чем.
– Мы же не убьем ее за это. Я только посочувствовать могу тренерскому штабу Этери, что все их четыре ведущие девочки родились практически в один год. Они, по идее, должны быть каждая для своей эпохи, но родились в одно время и выбивают друг друга на соревнованиях. Трусова, Щербакова, Валиева и Косторная – это выдающиеся фигуристки.
– Что касается Косторной. Тренерский штаб Тутберидзе – в чем они молодцы?
– Они воспитали выдающуюся спортсменку. Взяв такую девочку, я возлагаю на себя огромную ответственность. Я понимаю, сколько на меня выльется хейта, если она не будет готова.
– А при чем здесь ваша ответственность? Смотрите, да, они сделали ее чемпионкой Европы, она ушла к Плющенко, который, я так понимаю, создал ей все условия, которыми она не воспользовалась, все это усугубилось коронавирусом, вернулась к Тутберидзе, там ее опять-таки поднять не смогли. И теперь она у вас в таком далеко не еврочемпионском состоянии. Если б она пришла к вам в феврале 2020 года, я бы не задавал этот вопрос. Но сейчас в чем ответственность?
– Я считаю, что все равно отвечаю за нее и ее здоровье, зная, что пришла она ко мне не в лучшем состоянии, даже не что касается ее профессиональных данных, а именно ее здоровья. Поэтому мы с ней договорились – давай просто попробуем.
Чтобы и я, и она сама смогла понять, как она сможет работать после двух переломов подряд, которые тоже случились не просто так. Она пришла ко мне еще более психологически уязвимой, с боязнью прыжков.
Она боялась приземлиться и опять сломать руку. Рисков много, но когда перед тобой такой талант как Косторная, ей нужно дать возможность перезагрузиться. Если у человека есть такое желание, конечно. А у нее оно есть, она очень лихая, любопытная – даже чересчур. Попробовать по-настоящему мы пока не смогли, но я не могу ее бросить в нынешней ситуации. Я приняла ее душой и прикипела уже к ней.

– Работать стали, но не поняли, насколько вы друг с другом совместимы?
– Нет, я не про совместимость, а про здоровье. Оно оказалось еще хуже, чем я предполагала. Совместимость, мне кажется, у нас хорошая, мы абсолютно нормально разговариваем на взрослые темы.
– Вы и сами хулиганка, как она, как Аделина, как Лена Радионова, наверное. На этой почве и сошлись ментально? У вас одна женская тусовка могла бы быть, если бы вы были одного возраста.
– Я никогда не приближаю спортсменок... Только Аделину приблизила до такой степени, что мы стали близки во всем.
– Еще бы, она вам олимпийскую медаль принесла.
– Так приблизила до золота Сочи. Она мне доверяла безгранично. Мы с ней с восьми лет, я с ней проводила больше времени, чем ее родители. Когда объявили, что Олимпиада пройдет в Сочи, Сотникова мне сказала: "Я там буду олимпийской чемпионкой".
А за год до Олимпиады она могла закончить карьеру. Пошел период, когда не получалось ничего. На тренировках звенела, приезжали на старт – без шести элементов. Я была вне себя от ярости. Но такая психика была у Аделины.
– Сотникова вас называет второй мамой. Но если ей вторая мама была нужна, то Косторной она нужна вряд ли, потому что Алена уже слишком взрослая.
– А я и не буду ей никакой второй мамой, она вообще совершенно другая, и нельзя ее с кем-то сравнивать.
– Коннект Буяновой и Косторной – в чем?
– В том, что я приняла ее такой, какая она есть, я не собираюсь ее воспитывать. И вот такой я ее буду тренировать.
– Она идет за вами как за тренером или сама понимает, что ей нужно?
– Люди бывают исполнителями. Как Аделина. Могла сделать все, что бы я ей ни поручила. Но напоминаю, что я ее тренировала с восьми лет. Петр Чернышев, помню, пришел ставить ей программы и был поражен, что она умеет делать все. Тарасова тоже была удивлена. Татьяна ведь всегда дает задания с подковыркой, чтобы увидеть возможности фигуриста в неудобной ситуации, но Аделине все было удобно. Она делала, и ни капли сомнения в ее глазах не было. Исполнитель. А Косторная не исполнитель – она соавтор. Она может предлагать те же темы для программ, а на это готов не каждый спортсмен.

– Что Тарасова сказала на переход Косторной?
– Была не в восторге. Первые разы приходила и была недовольна. Я ей объясняла, что человек полгода не катался, но ее это не убеждало. А когда мы ей показали через месяц программы, то ей все очень понравилось. Правда, добавила: "Надо больше работать".
– Мне кажется, если снять розовые очки, то разум и опыт подсказывают: не будет никаких соревнований у Косторной, она нацелена на шоу. Есть в моей неблагодарности в адрес Алены что-то правдивое?
– Правдивое в том, что она так поведет себя? Я могу такое допускать. Мы же не знаем, как пройдет операция, как она после нее сможет восстановиться. У нее наверняка тоже имеются страхи по этому поводу. Но: я не имею права на нее претендовать и обижаться. Алена – спортсменка, которая осознает: даже если она будет выступать только в шоу, она будет лучшей там. А сейчас она же не подставила меня ни в чем, она же не виновата, что у нее такое заболевание сустава.
– Но вы при этом, как любит повторять на важных мероприятиях Ирина Винер, линейный тренер, и вам нужна спортсменка для соревнований.
– Естественно, я не для шоу готовлю людей. Мы все линейные тренеры. Если мне спортсмен говорит, что он хочет соревноваться, тогда и нужно готовиться к турнирам. Нельзя сидеть на двух стульях – соревноваться и зарабатывать деньги в шоу.
– Первую травму кисти Алены не обсуждали?
– То, что было до меня, я, конечно, знаю, но мне это уже не интересно. Это не моя история.
– Она получила травму, снялась с главного чемпионата России в своей карьере, благодаря которому могла поехать на Олимпийские игры. Тутберидзе говорила, что она могла с этой травмой побороться за Олимпиаду, Алена сказала, что не могла. Ваше мнение?
– Я не знаю доподлинно, чье было решение снять ее с чемпионата России. Не хочу в этом копаться.
– Вы как-то говорили мне, что к вам на работу пытался устроиться Сергей Розанов, который на тот момент был тренером Косторной в академии Плющенко. Он хотел перейти к вам вместе с Аленой?
– Да. Это было сразу после чемпионата России.
– Вы Розанову отказали. А если бы Алена тогда попросилась к вам одна?
– Я бы взяла ее.
– Не вспоминали тот момент?
– А зачем его вспоминать?
– Чтобы посожалеть. Она была и моложе, и Олимпиада была впереди.
– Это их, спортсменов, жизнь, что я буду за них их жалеть! Она со мной тоже эту тему не обсуждала. Тем более она говорила в интервью, что не жалеет о своих поступках.


– Вы считаете эти слова искренними? Если ты с таким талантом не попала на Олимпийские игры, ты не можешь не жалеть.
– Может, и жалеет, но не может признаться в этом. Талантливые люди в работе намного тяжелее, потому что им многое дается легко. Естественно, проще работать с таким человеком как Аделина, которая за счет труда изо дня в день и тех данных, которые у нее есть, достигает максимального результата. Косторная – это искра. Монотонность такие люди не выдерживают. Они терпят ее в детстве, но потом этот джинн талантливости вылезает наружу и начинается "йаху-у-у-у". Они готовы объять необъятное. А вот тренер здесь даже самый хороший не всегда справляется.
"Даже если спина соберется в большой ком, я все равно буду тренироваться"
– Медведева. Вы были близки, чтобы стать ее тренером?
– Нет. Женя сразу объяснила свой ход. Она попросилась к нам в связи с тем, что не может выехать в Канаду из-за ковидных ограничений, а все тренировки будет проводить Орсер в режиме онлайн. Вообще никогда не обговаривали с ней полноценную совместную работу.
– Когда вы увидели полную картину с ее здоровьем, включая состояние спины, не сказали: "Жень, зачем тебе все это?".
– Такие разговоры были, довольно много, но Медведеву очень сложно понять простому человеку. Такие люди – фанаты с детства, а Женя еще и лидер. После Пхенчхана она жила с "занозой" и стремилась к лучшему результату. Она мне даже сказала как-то: "Даже если моя спина соберется в один большой ком, я все равно буду тренироваться". У меня только уважение может быть к такой личности. А как ей было трудно, я видела своими глазами. Но поддержка мамы, вера в себя самой Жени заставляли ее жить надеждой.
– В итоге тренировками она только усугубляла свою проблему, а результата не вышло.
– Я считаю, что она правильно сделала, что вернулась к Тутберидзе. С нее волшебным образом моментально сошел весь хейт.
– Но вас удивила новость о ее возращении к Этери?
– Хм. Удивила, конечно, но я первым делом подумала про хейт в ее адрес. Ее же доканывали все за Канаду.
– Она же не из-за хейта вернулась?
– Она-то нет, конечно.
– Почему они все возвращаются? Трусова, Косторная, Медведева.
– Возвращаются к тренеру, с которым у них был результат. Поэтому те, кто не решил закончить окончательно, идут обратно. Я заметила, что если ты воспитал спортсмена с детства, он все равно где-то рядом. Тренируется у другого, а советуется с тобой.
– У Тутберидзе авторитарный стиль управления, от которого они все уходят. Медведева обрела новый дом у Орсера и делилась тем, как ее любят, как дали новую жизнь, дали право на мнение, наконец, на свободу. А потом она идет обратно к тем же людям, которые за пару лет не переродились.
– Это ей отвечать. Я, если что-то и знаю, не имею права об этом рассказывать.
– Но из-за чего они так зависимы от того штаба?
– Скажу так: очень грамотная и всесторонняя организация процесса. Спортсмены, я вам скажу, бывают порой намного умнее нас, тренеров. Ну и полюбили все Женю в миг после возвращения. Я, кстати, счастлива, что у Алены крутые фанаты. Как классно они ее поддерживают! Но наши фанаты не очень любят своих. Выбирают одного любимца, а кроме него никого не видят. Не умеют ценить и уважать чужие победы. В своей стране надо любить спортсменов, а не гнобить их.
"Пятерные на удочке – это сетевой маркетинг"
– Ваши желания в прошлом. Привыкайте.
– Я нормальный человек, и мне все равно. Я толстокожая и не живу в интернете. Я не веду соцсети, не выставляю там чашечку кофе и новую прическу.
– А зря. Сейчас надо продавать себя, показывать свой штаб, свою работу...
– Я не страдаю от отсутствия саморекламы. Для меня пиар в соцсетях, эти четверные на тренировках, пятерные на удочках – это как сетевой маркетинг. Движуха есть, а результат от этого не улучшается. Лицо тренера – результат.

– Но без соцсетей скоро, может, о вас никто и не вспомнит.
– А я работаю ради того, чтобы обо мне кто-то вспомнил? Наша команда работает профессионально, и рано или поздно будут результаты. Я верю в профессионализм, а не в болтовню и показуху. Не приемлю их. Жизнь все равно расставляет все по своим местам. Ко мне же все равно идут. Жаль, взрослые приходят в таком состоянии, в котором они практически не могут продолжить работу.
– Ваши тренерские амбиции ушли в 2014 году?
– Почему? А как иначе заряжать спортсменов без амбиций? Я не понимаю тренеров, которые работают только за деньги.
– То есть скуки по Олимпийским играм у вас нет?
– Сколько у меня их было!
– Приелись?
– Нет. Как бы вам сказать... Я очень рада текущему периоду в жизни, работаю с 12-летними детьми, даже учусь у них, восстанавливаю навыки, которые утрачиваются при работе исключительно со взрослыми. У меня перерыв в бесконечной ответственности в борьбе за Олимпиаду. К тому же у меня есть семья, которая не менее важна, чем Олимпиады.

– Вот, так к этому я и веду: для вас пропуск Олимпийских игр не трагедия, в отличие от, скажем, Мишина или Москвиной.
– Ими я только восхищаюсь. Но у меня свое понимание олимпийской темы. Если у меня есть классный спортсмен, которого я не довела до Олимпиады или не дала ему шанс на Олимпиаду, тогда я буду очень расстроена. Вспомню опять Сотскову, которая выиграла именно битву за участие в Олимпиаде. За счет характера.
Я преклонялась перед ней. Мы подготовили ее к войне, которую она выиграла. Если бы Маша тогда не попала в Пхенчхан, это было бы поражение и для меня. Для нее только попадание туда явилось триумфом, а для нас – гордостью со слезами возле раздевалки. А вот непопадание Радионовой на Игры – трагедия и боль всего нашего штаба. Потому что не довели мы ее до них, хотя она была их достойна. А участие во всех Олимпиадах – не самоцель для меня.