НАШ ПЬЕДЕСТАЛ
Сезон 2022-2023Архив пьедесталов
КОНТАКТЫ
8(495)613-67-34
Крытый каток (новый)
8(499)372-97-00
(добавочный 3093
в тональном режиме)
г. Москва, Ленинградский просп., д.39 корп.15
«Если бы не любовь к фигурному катанию, стала бы врачом»
Моя девичья фамилия Коробова. Коробовым звался мой дед, эту фамилию унаследовал отец. Но эта фамилия нам чужая, хотя и стала родной, спасла жизнь моему деду Борису.
Таких как дедушка называли «детьми врагов народа». Его отец -- мой прадед Алексей Успенский был священнослужителем, а с такой родословной в советское время приходилось непросто. Дед Борис с детства мечтал быть врачом, хотел поступать в медицинский институт. Опасаясь, что сына не примут, прадед уговорил друга дать первенцу его фамилию и отчество. Так делали многие, и так мой дед стал Борисом Ивановичем Коробовым.
В нашем роду по папиной линии и до прадеда были священнослужители. Дядя Алексея Успенского имел приход в Сокольниках. Знаете церковь у метро? Рядом стоял бревенчатый дом. Там они и жили. Лет в пятнадцать Алексей отправился в гости к родным. Общение с дядей произвело на него настолько сильное впечатление, что он решил пойти по его стопам. Поступил в духовную семинарию. Окончил ее с отличием. Прадеду вручили золотую медаль, а его имя увековечили на мраморной памятной доске с именами выпускников-семинаристов. Там и сейчас можно прочесть Алексей Успенский.
Прадед был удивительным человеком. Сам писал проповеди. Еще в семинарии задумал книгу о революции и религии, взаимодействии власти и церкви. Но в те годы это мало кого интересовало. Времена были тяжелые. Церкви закрывали, службу запрещали. Начали гонения на священнослужителей. Прадед имел огромное влияние на прихожан. Видимо, этого больше всего и опасались власти. Как рассказывали родные, однажды жена уговорила прадеда справить службу дома. Об этом сразу донесли, и в тот же день его забрали. Семье сказали, что арестованного отправили в Сибирь. И только в 60-е, во времена «оттепели», стало известно, что протоиерей Алексей Успенский вместе с другими был расстрелян на Бутовском полигоне под Москвой.
Как пострадавший за веру Алексей Успенский был причислен лику святых. Его посмертно реабилитировали. Жена прадеда, которую он, будучи молодым, привез из Греции, прожила до 96 лет. Ей назначили пенсию за мужа. До последнего дня баба Маша, как ее называли, хранила верность…
Говорят, что внешне я похожа на прабабушку. Темные волосы, темные глаза -- сказались греческие корни. В папином роду по маминой линии все были голубоглазыми, светловолосыми – «тирольские немцы».
Немецкие корни
Моя бабушка Ольга Александровна Коробова, в девичестве Лотц, происходила из рода Дизендорф. Ее дед был крупным немецким промышленником, торговавшем на юге России. Дизендорф слыл страстным коллекционером и заядлым игроком. По воспоминаниям родных, он никогда не проигрывал. Дело вел на широкую ногу, имел большой собственный дом, прислугу. Но домашних приучал к труду, заставлял работать, так что от лени не изнывали.
Толком никто не знает, что произошло потом, но как-то поздней осенью, ночью, усадьбу Дизендорфа подожгли. Говорили, что это дело рук его должников. Глава семейства выскочил в одной рубашке, пытался тушить, но тщетно. Во время пожара никто не пострадал, но от постройки ничего не осталось. Дизендорф заболел воспалением легких и через несколько дней умер. Супруга, опасаясь мести, собрала детей и уехала.
Почему они не вернулись в Германию, а остались жить в России, неизвестно. Обосновались в Поволжье, в городе Покровск, впоследствии переименованном в Энгельс. Прабабушка вышла замуж за обрусевшего немца по фамилии Лотц. Накануне Великой Отечественной войны семью выслали в Казахстан вместе с другими немцами, чеченцами и неблагонадежными русскими. Выживали, как могли. Делали из глины и навоза кирпичи, строили дома.
Бабушка в это время уже училась в Москве. Из Поволжья она отправилась поступать в медицинский институт, где и встретилась с будущим мужем Борисом Коробовым
Крепостные крестьяне
Родные мамы были из крепостных. Из деревни Шайдрово близ Царицыно под Москвой. По отрывочным рассказам моей бабушки Александры Ефимовны Рытовой, «усатая барыня» -- последняя владелица поместья, была женщиной доброй. Бить не била, но в черном теле держала. За тарелку супа заставляла за детьми ходить, другую работу по дому делать. После отмены крепостного права наделила крестьян землей. Мужчины в мамином роду были со стержнем, придерживались строгих порядков, не пили. Работали на своем наделе, за скотиной ходили, постепенно обзавелись крепким хозяйством.
Революцию приняли с воодушевлением. Радовались, что в деревне появилось электричество. Но вместе с электричеством пришли и новые порядки. Зажиточных крестьян, работавших, не покладая рук, стали раскулачивать. Кого успевали предупредить, те бежали с насиженных мест, разбредались, ехали на «стройки социализма». Так родственники бабушки оказались в Новокузнецке, другие остались в Москве, может, осели еще где-то. Семья была большая.
Моя мама родилась в 39-м. С бабушкиной сестрой они все вместе жили неподалеку от Курского вокзала в доме Чкалова. Во время войны бабушка трудилась на нынешнем АЗЛК. Часть завода эвакуировали, остальные цеха перепрофилировали выпускать противотанковые мины и фугасные снаряды. Работали сутками. Пока длилась смена, дети находились в детских садах. Мама вспоминала, что ее водили в садик в Подсосенском переулке.
Старшая сестра бабушки тяжело болела и вскоре умерла. Ее муж был на фронте. Когда бабушка с мамой однажды вернулись домой, то оказалось, что в квартиру вселили новых жильцов – беженцев, оставшихся без крова. Бабушка не стала обивать пороги инстанций. Она просто забирала дочь – мою маму из детского сада, они шли на Курский вокзал, садились в электричку, ехали до Тулы и обратно, чтобы не бродить по улицам.
Самое поразительное, что о том времени бабушка вспоминала как-то буднично, мол, всем приходилось туго. Рассказывала, как между сменами дежурили на крышах московских домов, тушили фугаски песком. Детей, которых не с кем было оставить, женщины привязывали веревками к трубе, чтобы те не упали с крыши. В свободные минуты умудрялись ловить голубей. Есть ведь было нечего. Бабушка объясняла, как делала из собственных волос ловушку -- силки, говорила, что мясо голубей гораздо нежнее куриного…
Потом на заводе узнали, что им негде жить. Выделили комнату в бараке – 50 семей через простыни. Жили дружно, помогали. Если кто терял продовольственные карточки, то сами не доедали, но пропасть не давали. Уже после войны дали квартиру в Люблино. Жизнь постепенно налаживалась.
Педагог и инженер
Мои родители Алла Сергеевна и Герман Борисович Коробовы познакомились на танцплощадке в Расторгуево. Там собиралось много молодежи. Люди истосковались по спокойной жизни. Всем хотелось праздника. Тем более, что и в послевоенные годы приходилось несладко.
Мама всю жизнь проработала воспитателем в детском саду, папа был инженером-механиком на предприятии. Возможно, мама выбрала бы другую профессию, но так сложились обстоятельства. Когда родилась моя старшая сестра, мама нашла работу рядом с домом. Сад был ведомственный, небольшой, с традициями. Трудилась мама увлеченно. Ее уважали. Учителя из прикрепленных школ выстраивались в очередь, чтобы взять мамины группы. Воспитанники Аллы Сергеевны выделялись сразу: были вышколены, приучены к дисциплине, воспитаны, хорошо подготовлены.
Жили мы тогда очень скромно. Мама соглашалась на любую подработку. Была и воспитателем, и няней, в ночные смены помогала на кухне -- садик был круглосуточным. Мама никогда не жаловалась, не роптала на судьбу. У нее был стойкий мужественный характер.
Незаурядным человеком был и мой отец. Прекрасный инженер-механик с особым складом ума. Папа обладал феноменальной памятью. С легкостью запоминал даты, события, факты. Мог с ходу сказать, какой была погода много лет назад, какой это был день недели, припоминал детали… Для него это было в порядке вещей, и очень удивлялся, что мы так не можем.
У отца были золотые руки. Если дома что-то выходило из строя, то я знала: надо дождаться папу, и проблема будет решена. На работе его ценили. Даже к уже больному приезжали за помощью, советом. Как-то на предприятие привезли новые краны, но даже при наличии инструкции собрать их не могли. Вызвали отца, приехал, сделал…
Папа очень любил спорт. Он прекрасно плавал, управлял лодкой, гонял на водных лыжах, играл в волейбол, футбол, теннис, ездил верхом на лошади, зимой катался на лыжах, прыгал с трамплина и обожал коньки. Причем, предпочтение отдавал танцам на льду. Видимо, оттуда берет начало моя любовь и привязанность к фигурному катанию.
Свои лучшие качества папа унаследовал от родителей. Только вот врачом, как они, не стал. «Быть врачом – это не профессия, призвание», -- часто повторял его отец, мой дед.
Врач от Бога
Дедушка Борис Коробов, о котором я уже упоминала, был врачом от Бога. Способность сострадать, врачевать даже словом дается не каждому. Дед был из этого числа избранных.
С бабушкой они познакомились в московском медицинском институте. Она училась на стоматолога, он – на хирурга. Во время войны бабушку с детьми отправили в эвакуацию, дед ушел на фронт. Спасал людей. Сам заболел тифом. Был на волоске от смерти. Выходил друг, тоже врач.
После войны дедушка освоил еще одну специализацию акушера-гинеколога. Сам принимал роды, вел сложные случаи с патологией. Долгое время он трудился в больнице в Битце. Потом предложили новое место – под Москвой, в Суханово.
Больница находилась в сосновом бору. Построена была давно по приказу князей Волконских. Неподалеку располагалось их имение. Старинный княжеский дом с разными постройками, перед домом большое озеро. В советское время в этом имении находился Дом отдыха архитекторов. У бабушки с дедушкой там были медицинские кабинеты для приема отдыхающих. Но основным местом работы являлась Сухановская больница, в которой они «прослужили» почти всю жизнь.
Нас с сестрой часто оставляли в Суханово на все лето. И эти поездки, этот дом мы воспринимали как жизнь на даче. А между тем, дед неделями мог не выходить из больничных палат. Наведывался домой на пару часов, переодевал выглаженный халат и возвращался к пациентам. При нем в больнице открылись новые отделения – родильное, психиатрическое, туберкулезное… Дед по-хозяйски наладил все. При больнице держали коров, лошадей, выкашивался лес, сотрудники имели огороды…
В детстве меня всегда удивляло, что при встрече с местными жителями, узнав, что я внучка Бориса Ивановича, те кланялись в ноги. И это, кстати, случается до сих пор. Люди, которые знали моего деда, сохранили о нем добрую память.
Дедушкин дом всегда был полон людей. Приезжали знакомые, чаще, конечно, врачи. Я хорошо помню открытый книжный шкаф, стол, заваленный книгами, людей в белых халатах, которые о чем-то спорят, обсуждают. А какие были праздники! Гости с трудом помещались за круглым столом. Рояль в гостиной, музыкальные инструменты. Все играли, пели!
Один из братьев папы, дядя Лева, стал профессиональным музыкантом. Он окончил музыкально-педагогическое училище по классу баяна и институт культуры, где учился на факультете «хоровое пение». В семье деда было трое сыновей – Герман, Лев и Артур. Младший Артур выбрал профессию инженера-гидротехника.
Дедушка был строгим, к мнению его всегда прислушивались. Он не боялся ответственности, не пасовал перед трудностями. Для меня очень показательным стал такой момент. Как-то летом, в году 70-м, под Москвой загорелись торфяники. Жара стояла страшная, а тут еще дым, гарь, нечем дышать. В панике народ уезжал. Но разве мог дед бросить больных? Пробовал куда-то обращаться, но все службы были задействованы на тушении. И тогда он -- главврач больницы организовал местное население, разработал план, где рыть канавы, под каким наклоном, чтобы рвы наполнились водой.
Те канавы до сих пор можно найти в лесу. Канавы остались, а больницы нет. Дед ходил, просил, но сказали, что здание старое. Выстроили новый корпус в Подольске. Дедушка там проработал недолго. Ему уже было за 70. Начал болеть. Не жаловался, скрывал. Казалось, что у него как у могучего дерева подрубили корни…
Проживи дед дольше, я бы точно стала врачом. Его пример, круг общения, сам образ жизни людей этой профессии – все мне было понятно. Не хватило какого-то последнего толчка, дедовского: «Давай!», да и увлечение фигурным катанием, любовь к этому виду спорта перетянули. Вместо медицинского поступила в физкультурный институт, стала тренером. Вышла замуж, поменяла фамилию Коробова на Гончаренко. Родились дети. Теперь они уже взрослые…
Когда в моей жизни встал вопрос о приобретении квартиры, то получилось так, что мы купили ее неподалеку от Курского вокзала, от того места, где до и во время войны жили мама и бабушка. И уже моя дочь ходила в тот самый детский сад в Подсосенском переулке. А десять лет назад нам удалось приобрести участок земли на бывшей территории Сухановской больницы, где прошло мое детство. В нашем доме вновь собираются родственники и друзья, как это было раньше.
…Так причудливо в жизни нашей семьи перемешались, переплелись время, события, люди. И пусть те, о ком я рассказала, известны немногим, но разве в славе дело? Работали честно, каждый на своем месте. Им не было стыдно за прожитые годы. И каждое следующее поколение хотело быть похожим на своих родителей…
Подготовила Ольга ЕРМОЛИНА
Фото Юлии КОМАРОВОЙ и из семейного архива Инны ГОНЧАРЕНКО
На снимках: протоиерей Алексей Успенский; его подпись на оборотной стороне фотографии, адресованная дяде, который во многом предопределил жизненный путь.
Бабушка Оля (крайняя слева), ее брат Александр и мама Эмилия Давыдовна Лотц -- прабабушка Инны Гончаренко.
Семья Рытовых -- в верхнем ряду крайняя слева Александра Рытова -- бабушка Инны Германовны по маминой линии.
Родители -- мама Алла Сергеевна (слева вверху), отец Герман Борисович (справа чуть ниже).
Семья Коробовых -- дедушка Борис Иванович, сыновья Герман, Лев (посередине), Артур, бабушка Ольга Александровна.
Вечера на даче в Суханово -- маленькая Инна на руках у мамы, слева бабушка Ольга Александровна Коробова, крайняя слева подруга бабушки -- жена художника; на верхней ступеньке за Инной -- дядя Лева, справа -- отец Герман Борисович и дедушка Борис Иванович Коробов.